– Он трус, – сказал Эд.

– Ага. А я идиотка. Я протащила детей через полстраны в погоне за синей птицей, потому что считала, будто могу повысить их шансы преуспеть. Влезла в долги на тысячи фунтов. Потеряла работу в пабе. Практически разрушила уверенность Танзи в себе, подвергнув ее испытанию, к которому она была не готова. И ради чего? Только потому, что не желала видеть правду.

– Правду?

– Такие, как мы, не могут преуспеть. Мы никогда не продвинемся вверх по социальной лестнице. Так и будем барахтаться у ее подножия, пытаясь взобраться на других бедолаг, словно крысы в подвале, чтобы не замочить хвост.

– Все совсем не так.

– Да что вы знаете? – В ее голосе не было злости, только замешательство. – Разве вы можете понять? Вы совершили одно из самых тяжелых преступлений в Сити. Строго говоря, вы действительно это сделали. Вы сказали своей подружке, какие акции купить, чтобы заработать кучу денег. Но вам это сойдет с рук. – (Эд не донес бокал до рта.) – Не сомневайтесь, сойдет. Придется посидеть пару недель, возможно, даже получить условный срок и крупный штраф. У вас есть дорогие адвокаты, которые вытащат вас из беды. У вас есть люди, которые будут заступаться за вас, сражаться за вас. У вас есть дома, машины, средства. Вам правда не о чем беспокоиться. Разве вы можете понять, каково живется нам?

– Это несправедливо, – мягко сказал Эд.

– Не говорите мне о справедливости, – отрезала она.

Джесс отвернулась и затянулась. Затянулась, словно ей действительно хотелось отключиться. Она снова и снова затягивалась косяком, закрыв глаза и выдыхая вверх. Сладковатый дым плыл к потолку.

Эд сел рядом и забрал косяк:

– Пожалуй, это не слишком хорошая идея.

Джесс выхватила косяк обратно:

– Не говорите мне, что хорошо, а что плохо.

– Я не думаю, что это поможет.

– Мне плевать, что вы…

– Я вам не враг, Джесс.

Она бросила на него взгляд, отвернулась и уставилась в огонь. Эд не мог понять, ждет ли она, что он встанет и уйдет. Или, может, закричит на нее в ответ. «На этот раз я не уйду, – подумал он. – Я буду сидеть до конца».

– Простите, – наконец сказала Джесс жестким, словно картон, голосом.

– Все в порядке.

– Ничего не в порядке, – вздохнула она. – Мне не следовало… не следовало срывать злобу на вас.

– Ничего страшного. У вас был паршивый день. Вот что, я пойду приму ванну, а потом нам обоим стоит поспать.

– Я докурю и буду в порядке. – Она снова затянулась.

Эд мгновение подождал и оставил ее смотреть на огонь. О степени его усталости можно было судить по тому, что его планы не простирались дальше ванны.

Должно быть, он задремал в воде. Он набрал полную ванну, вылил в нее все зелья и снадобья, которые стояли на полках, не глядя на этикетки, и с удовольствием погрузил тело в горячую воду, чтобы снять напряжение дня. Он старался ни о чем не думать. Не думать о Джесс, которая уныло смотрит на огонь внизу, не думать о своей матери в паре часов езды отсюда, которая напрасно ждет сына. Ему нужно было хотя бы пару минут ни о чем не думать. Он погрузился в воду почти с головой, оставив снаружи лишь нос.

Эд задремал, но в его кости словно просочилось странное напряжение: он не мог расслабиться, даже с закрытыми глазами. Раздался шум: далекий рев мотора, дерганый и резкий, похожий на вой бензопилы или попытки неумелого водителя газовать. Эд открыл один глаз, надеясь, что шум прекратится. Неужели и здесь не получится отдохнуть? Всего одна ночь без шума и драм. Разве это так много?

– Джесс? – окликнул он, когда шум стал невыносим.

Может, внизу есть музыкальная система? Пусть Джесс включит музыку, чтобы заглушить шум.

И тогда он понял причину своего смутного беспокойства. Это был рев его собственной машины.

Эд резко сел, но тут же, обернув чресла полотенцем, выскочил из ванны. Сбежал вниз через ступеньку, мимо пустого дивана, мимо Нормана, вопросительно поднявшего голову с коврика перед камином. Он дергал ручку передней двери, пока она не открылась. Навстречу ударил порыв холодного воздуха. Эд успел как раз вовремя, чтобы увидеть, как его машина, подпрыгивая, трогается с места и катит по извилистой гравийной дорожке. Он слетел с крыльца и на бегу разглядел за рулем Джесс. Она наклонилась вперед, вглядываясь в ветровое стекло. Фары не горели.

– Господи Иисусе. ДЖЕСС! – Он помчался через траву, с него еще стекала вода, одной рукой он сжимал полотенце на талии, стараясь пересечь лужайку и загородить путь, прежде чем Джесс выедет на дорогу к шоссе. Она на мгновение обернулась, ее глаза широко распахнулись при виде его. Она боролась с передачами, раздавался громкий треск.

– ДЖЕСС!

Эд подбежал к машине. Бросился на капот, молотя по нему кулаками, затем вбок, дергая за ручку. Дверца распахнулась, прежде чем Джесс нащупала замок, и Эда развернуло в сторону.

– Какого черта ты творишь?

Но Джесс не остановилась. Эд побежал неестественно длинными скачками, держась одной рукой за болтающуюся дверцу, другой за руль; острый гравий колол ноги. Полотенце давно свалилось.

– Отойди!

– Останови машину! ДЖЕСС, ОСТАНОВИ МАШИНУ!

– Эд, отойди! Ты поранишься! – Она ударила его по руке, и машина опасно вильнула влево.

– Что за… – Он нырнул и выхватил ключи из зажигания. Машина задрожала и резко остановилась. Эд налетел на дверцу правым плечом. Джесс с хрустом ударилась носом о руль. Воздушная подушка, поразмыслив, засвистела и надулась. – ТВОЮ МАТЬ! – Эд рухнул набок и ударился головой обо что-то твердое. – ТВОЮ МАТЬ!

Он лежал на земле, задыхаясь, у него кружилась голова. Через секунду его мысли прояснились, и он неуверенно поднялся на ноги, держась за все еще открытую дверцу. Хотя перед глазами все плыло, Эд видел, что машина остановилась в паре футов от озера, чернильная вода плескалась совсем рядом с колесами. Руки Джесс лежали на воздушной подушке, лицо – в промежутке между руками, из швов подушки поднималась тонкая струйка дыма. Эд перегнулся через Джесс и поставил машину на ручной тормоз, пока она снова не тронулась с места.

– Что это было, черт побери?! Что это БЫЛО? – Его переполняли адреналин и боль. Эта женщина – ночной кошмар. Хаос во плоти. О чем она думала, черт побери?! О чем он думал, черт побери, согласившись принять во всем этом участие?! – О господи, моя голова. О нет! Где мое полотенце? Где это чертово полотенце?

В других коттеджах мелькали огни. Эд поднял взгляд и увидел силуэты в окнах, о которых не подозревал. Люди смотрели на него. Он прикрылся рукой и пошел, а потом побежал за полотенцем, которое лежало в грязи на дороге светящимся мятым вымпелом. На бегу Эд поднял свободную руку, как бы говоря: «Не на что тут смотреть» (учитывая холодный ночной воздух, это скоро стало правдой), и на нескольких окнах поспешно задернули шторы.

Джесс сидела там, где он ее оставил.

– Ты знаешь, сколько выпила сегодня?! – орал Эд через открытую дверцу. – Сколько дури выкурила? Ты могла убить себя. Ты могла убить нас обоих. – Ему хотелось встряхнуть ее, чтобы она поняла, как глупо только что поступила. – Тебе правда хочется все больше и больше зарываться в дерьмо? Какого черта с тобой не так?

И тогда он услышал. Джесс обхватила голову руками и тихо и жалобно плакала:

– Прости.

Эд чуть успокоился и закрепил полотенце на талии.

– Что это было, Джесс? Пора бы понимать, что это полный идиотизм.

– Я хотела забрать их. Я не могла оставить их с ним.

Эд глубоко вдохнул, сжал и разжал кулак:

– Но мы же все обсудили. У них все хорошо. Никки обещал позвонить, если что-то пойдет наперекосяк. И мы заберем детей завтра утром. Тебе это прекрасно известно. Тогда какого черта…

– Я боюсь, Эд.

– Боишься? Чего?

У нее шла кровь из носа, темно-красная струйка стекала к губам, на глазах размазалась тушь.

– Я боюсь, что… Боюсь, что им понравится у Марти. – Ее лицо сморщилось. – Боюсь, что они не захотят возвращаться.